Схватка с вольной борьбой.
Физкультура вещь, несомненно, полезная, актуальность этого предмета не иссякнет при любых общественно-политических формациях. Учебное заведение без физкультуры, это блюдо без соли, всё прекрасно приготовлено, но чего-то не хватает. Ну, должен кто-то встряхивать студенческие тела, засидевшиеся в лекционных аудиториях и лабораториях, спасая от сутулостей, гиподинамии, злоупотребления сигарет, пива и того, что покрепче. А кто-то должен отстоять честь института в межвузовских спортивных баталиях. Польза физкультуры очевидна и несомненна, но если физкультура служит делу укрепления здоровья студенческой братии, а не удовлетворению амбиций недалёких, с интеллектом курицы, индивидов, которых гримаса судьбы поставила наставлять студентов. Однако такое смогло случиться в стенах нашего мудрого ТРТИ.
Физкультуру в вузе преподавали два года. Сначала, в первом семестре, занятия проходили, как в школе. В моей группе вёл пары прекрасный препод по имени Рубен, отчество и фамилию моя память не сохранила. Был он небольшого роста, такой живчик-брюнет. Советы его были толковыми и реально полезными, что показывало высокий профессионализм.
Но во втором семестре весь наш курс разделили на четыре части, каждая со своей специализацией, а именно: секция волейбола, секция баскетбола, секция вольной борьбы и спецгруппа. Род занятий секций понятен из названия, а спецгруппа была сформирована для студентов, здоровье которых хромало, по мнению физкультурного диспансера, где мы все пошли предварительную проверку. Я опоздал на первое занятие, возвращаясь с зимних каникул, когда происходил делёж на секции. Я узнал, что Рубен возглавил секцию волейбола, и что все неприсутствующие были записаны по остаточному принципу на секцию вольной борьбы. Перед следующим занятием подошёл к Рубену и попросился в его группу, на что Рубен ответил, что у него полный комплект студентов, но разрешил попробовать мои способности, мол, если понравишься, возьму. Но, не понравился, действительно, слабоват я был в волейболе, да разве только в нём. Не прошло и полпары, как подошёл Рубен: «Волейбол, это не твоё, пошли…» и отводит меня в рядом расположенный борцовский зал.
Если бы я мог предположить, что будет там, то непременно просил бы Рубена не спешить с решением, дать мне шанс поработать и подтянуться….. Если бы.… Но я законопослушно пошёл за Рубеном.
Рубен подвёл меня к двум преподам, один постарше, имени не помню, фамилия Макаренко, другой, помладше, Николай Рощенко. Оба смотрели на меня с откровенной неприязнью: «Что? Хотел сбежать? Ну-ну…. Становись в строй.» Я только пожал плечами. Как выяснилось, эти двое впервые взялись преподавать борьбу. Рощенко по специализации был вообще лёгкоатлет. Я понял, что отношения с ними будут нелёгкими, да ещё на фоне моих и так не блестящих способностей. В секцию борьбы записались по доброй воле преимущественно, те ребята, которые занимались ею в школьные годы, некоторые имели разряды. Шурик Спиридонов, Лёня Мороз, Юра Найдич.… Остальные попали по остаточному принципу, как я.
Борцовский спортзал находился в западном крыле корпуса А, на первом этаже. Пол покрыт сплошным ковром, вентиляция отвратительная, сразу с началом занятия становилось душно, пот катился градом. Запах стоял, будь здоров, хоть топор вешай. Благо, что в раздевалке имелся душ, без которого продолжать учебный день было бы просто немыслимо.
Бестактность и грубость преподов сразу ощутили все. Ладно бы я, так ведь и те, кто имел определённые успехи в этом виде спорта в былые времена. Только Шурика Спиридонова как-то это не касалось. Постепенно дело подходило к сессии. Где-то за месяц до зачётной недели начались бои, «схватки», как именовал их Рощенко, на что Шурик втихаря возражал, что схватки бывают только у беременных баб. Для получения зачёта в десяти боях одержать не менее шести побед, у кого не получилось, тот должен был «сражаться» до тех пор, пока не наберёт все шесть. Рощенко не упустил случая нагадить, когда распределяли нас по весовым категориям. Я не помню точного значения, но мой вес попадал на границу между двумя категориями, и Рощенко из вредности поставил меня в категорию более тяжёлых, при этом более высоких ребят. «Сражаться» с таким «противником», естественно, сложнее и труднее, причём зависимость далеко не линейная, как минимум квадратичная. Моими спаринг-партнёрами стали такие «монстры», как Лёня Мороз, Витёк Залётин. Естественно, поражения шли за поражениями, шесть подряд. На какой-то момент Рощенко взбрело перевести меня в более «лёгкую» категорию. Последовали две победы, в ответ он «задвигает» меня обратно, к более тяжёлым и высоким ребятам. И опять два поражения. Шурик одерживал только одни победы. Гарик Каракеян, его спарринг-партнёр описывал бой со Спиридоновым примерно так: «Это квадратный человек! Как ни кинь его, он остаётся на ногах». Действительно, хоть Шурик значительно легче меня, я пробовал бороться с ним ради интереса (не моя весовая категория). Быстрый, жёсткий. Его невозможно было поймать на приём. Я уже сдал все зачёты, даже свой «любимый» английский, а зачёт по физкультуре оставался где-то там, на горизонте. Гарику Каракеяну в схватке сломали ребро, и для него всё кончилось зачётом. Было нескучно, большим «стадом» из доброй половины обоих подгрупп секции нашего факультета, и такой же толпой ФМЭЭТян мы ходили каждое утро в борцовский зал завоёвывать зачёт. Кто-то удачно пошутил: «ТРТИ – это институт физкультуры с военно-морским уклоном». Штука попахивала горькой правдой. Но потом, вдруг, всем были выставлены зачёты, как «здрасте» среди ночи. И мы расстались с борьбой до октября.
Второй курс, Макаренко и Рощенко, в своём репертуаре. Какой-то момент меня взяли сомнения, может, я в чём-то неправ, стал похаживать на занятия дополнительно с другой подгруппой и ФМЭЭТянами. Но, пытаясь сдать трёхкилометровый кросс, заработал только жестокий бронхит с простудой носа и горла, пропустил кучу занятий, и на всех фронтах начались проблемы, особенно во взаимоотношениях с кафедрой Иняза.
Но, эти двое достали не только меня. Тимоша Губин принёс известие, что шестеро ФМЭЭТян посетили физкультурный диспансер, и , сказавшись больными, добились перевода в спецгруппу. На следующий день Тима Губин, Саша Ластовенко, я и ещё двое наших ребят отправляемся в диспансер. Но на кафедре физкультуры уже раскусили манёвр и позвонили врачам, что если будут ещё такие «ходаки», всех отшивать. Между главврачом и нами разгорелась нешуточная перепалка, особенно далеко вышел из себя темпераментный Тимоша. Однако наши доводы и экзальтация Тимоши разбились о глухую стену непонимания, пришлось ретироваться, не солоно хлебавши. Дошли слухи, Макаренко с Рощенко врут и мечут, обещают всем, кто ходил в диспансер, большую дулю вместо зачёта. И я «забил» ходить на физкультуру вообще.
Надо было что-то предпринимать, пока прямой угрозы не было, но она потенциально назревала. Пришла пора «зажечь одесский огонёк», найти какое-то неожиданное, хитрое решение. Фраза эта пришла из фольклорного колорита портовых городов Причерноморья, которым я любил баловаться, а у Шурки Спиридонова он вызывал глухое раздражение. В такие минуты Шурка становился похож на рассерженного Федосова, преподавателя с кафедры ТОР, это забавляло. Сам он, дитя Востока, в прошлом житель знойного Узбекистана, «показывал» нам персонажи типа Равшана и Джамшута, но приморского юмора не воспринимал.
Сформировавшееся еще при российских императорах, население портовых городов имело многонациональные корни: русские, украинцы, евреи, греки, итальянцы, татары, даже турки. Все они создавали колорит, присущий только своему городу, хотя и имелось много общего. Ну вот, сравните названия таганрогских улиц: Петровская, Добролюбовский, Некрасовский ( не Перта, Добролюбова и Некрасова ) и, соответственно, всем известные Дерибасовская, Мясоедовская и Ришельевская в Одессе. Именно Лермонтовский переулок, а не переулок Лермонтова, есть и в Таганроге и в Одессе. В моей Керчи, в прошлом, процветал также неподражаемый сленг – «риба», «бички», «помадори», многофункциональное междометие «Тю!», выражающее удивление, раздражение, презрение, досаду и другое, в зависимости от обстоятельств. Вот сценка из жизни соседей моих родителей в довоенной Керчи. «Тихая» еврейская семья.
- Бенчик! Ты где? Это не дитё, это кошмар! Иди кушать жареные бички.
- Мама, не делайте нерви, я давно уже здесь! Таки, где же ваши бички?
- Тю! В шкафу, на вешалке!
Старший брат, Гедалька, сидит рядом. Увлечённо уткнувшись в книжку, ест. Не глядя, на ощупь ищет кусочек хлеба. В это время Бенчик подсовывает ему под руку замызганную мочалку, которой мама, тётя Фаня, моет посуду. Так же, не глядя, Гедалька мочалку надкусывает, а Бенчик с воплями восторга выскакивает во двор. Со временем Гедалька переехал в Москву, говорят талантливый учёный, Бенчик погиб на фронте, а тётю Фаню расстреляли фашисты в Багеровском рву под Керчью. Колорит городов постепенно нивелировался, растворяясь в общей культуре страны. Кино и радио, а позже телевидение приучили население городов и весей к литературной речи. Однако в Одессе-маме до сих пор не всё потеряно. Уже, будучи авиационным инженером, я частенько бывал в командировках в этой некогда Южной Пальмире. Однажды зашёл перекусить в пельменную на улице Советской Армии. Ко мне за столик подсели две одесситки, лет за 40, и, не обращая на меня никакого внимания, начинают перемывать кости знакомым и соседям. Это было что-то с чем-то. На таком сленге, такие эпитеты и метафоры! Клара Новикова отдыхает! Я давился смехом и пельменями, уткнувшись носом в тарелку, сдерживая себя на каком-то последнем волоске, чтобы не заржать на всё кафе.
Но, а пока нерешённая проблема висела дамокловым мечом. Решение пришло неожиданно. Как всегда, подсказал наимудрейший Вова Чалый. Обсуждая неудачный поход в диспансер, он озвучил такой тезис:
- Уже давно замечено, врачи всегда будут тебе перечить. Вот ты говоришь, я болен, не могу что-то выполнять. Они же тебя заставят это выполнять, упрекая в симулянстве. И наоборот, ты говоришь, что готов ко всему, а они тебе запрещают, по здоровью не годен.
Этот тезис я взял за основу. Чтобы меня не узнали в диспансере, я максимально возможно меняю внешность. Благо простуда бушует вовсю. И я иду к ЛОРу в физкультурный диспансер. ЛОРом оказался приятный интеллигентный старичок. Я ему поясняю проблему:
- Тренер меня выгоняет с секции борьбы. Причина – постоянная простуда. Вот мне надо бежать кросс, а он не допускает, говорит, чтобы без справки из диспансера и не подходил.
- Да, уж, молодой человек. Ну, какой может быть кросс на морозе, когда у вас такое воспаление, такое нагноение! И вы хотите, чтобы я вам дал справку! Я сейчас приведу главврача.
Это та, с которой мы ругались. Хоть бы не узнала! И она, таки, меня не узнала. Подошла, взяла зеркало и смотрит в мою глотку.
- Вот он хочет заниматься борьбой, хочет бежать кросс на морозе, справку требует.
- Борьбой заниматься? Да посмотрите, что у него там делается! Никакой борьбы, никакой справки. Пишите ему справку в спецгруппу!
Я чуть не подавился соплями от радости, что было воспринято, как рецидив кашля.
- Никакой борьбы! Никакой борьбы! - грозно гремела главврач.
Наша медсестра, из институтского медпункта, оформляя бумаги, потихоньку спросила:
- Как тебе удалось?
- Да как-то так………
Дедушка мне выписал толковые лекарства, я ещё и подлечился. Получив необходимое предписание, я отправляюсь в институт.
На кафедру физкультуры я входил триумфатором, как Бонапарт в покорённые столицы Европы. Переговорив с завкафедрой, получаю направление в спецгруппу, спешу оповестить об этом Рощенко. Видели бы вы его кислую рожу! Такая возможность нагадить бесправному студенту сорвалась! Но делать нечего, все бумажки подписаны. За внешним надменным спокойствием всё моё нутро ликовало. Yessss!!!!! Fuck! Fuck! Fuck! – так сейчас принято выражать крайние эмоции над поверженным противником, сопровождая красноречивыми жестами. Тогда форма выражения было другая, но смысл тот же.
Домой, в 101 комнату общаги, я вкатывался с танцем «Семь сорок». Шурка прокомментировал:
- О, этот одесский еврей, Колька, опять кого-то надул!
- Таки, да!
И он был, как никогда, прав. Я поведал историю во всех подробностях.
На следующее занятие уже отправляюсь в спецгруппу. Преподаватель – нормальный дядька, жаль, не помню его имени. Надо мной тут же взял шефство Саша Долинский. Занятия проводились в большом спортзале корпуса Д. На занятиях делаешь всё, что твоей душе угодно. Хочешь, играешь в волейбол, хочешь, в баскетбол, хочешь, в бадминтон, хоть в шахматы. Если есть желание, то можно подкачаться на тренажёре. А, если особого желания нет ни на что, можешь поспать на матах за загородкой. И всё это в дружеской тёплой обстановке, да ещё в обществе весёлого, чуть с хитринкой, Саши Долинского. Красота!
К концу семестра препод велел принести мне справку о количестве посещённых занятий на секции борьбы. Пришлось опять встречаться с Рощенко. Представляете, оказалось, что этот гад низкий вообще не отмечал мои посещения в журнале! Согласен, в последние перед уходом дни я не посещал борцовский спортзал, но в начале семестра ходил даже внеурочно! А в журнале пусто! Представляете, что могло быть в конце семестра, если бы начались разбирательства с участием деканата, документально я посетил одно занятие. Так я и ушёл. Мой новый препод вполне справедливо заметил, что зачёты надо зарабатывать, но что теперь докажешь. У Саши Долинского тоже были какие-то грешки, и нам было велено с утра прийти в рабочей одежде для отработки на хоздворе. Мы явились на кафедру физкультуры получить задание. Препод спрашивает:
-Кто из вас рисовать умеет?
- Я могу, - отвечаю.
- Пять плакатов нарисуешь?
- Легко!
Нарисованные плакаты ему очень понравились, это были подготовленные таблицы соревнований по волейболу, куда только нужно занести результаты. Как-то особо подчёркнуто состоялся обмен плакатов на зачёт.
Ну а что происходило в секции борьбы уже без меня. Макаренко и Рощенко так достали студентов, что несколько наиболее спортсменистых ребят, с хорошей успеваемость по остальным наукам, отправились в деканат писать заявление об отчислении, мол, не можем сдать зачёт по физкультуре. Естественно, тут же деканат поднял вопрос, что за хрень происходит на кафедре физкультуры, Макаренко и Рощенко получили клизму, жаль, что небольшую.
Как всегда, по возвращению с зимних каникул я опоздал, всего на один день, но физкультуру пропустил. На следующем занятии препод, хитро улыбаясь, спросил:
- Что, опять не посещаем? Опять плакаты рисовать будем?
- Ну, раз так, может мне уже сразу точить карандаши и размешивать краски?
- Подойди ко мне позже!
И мы договорились. Я рисую двадцать плакатов, и на занятия не хожу. Первые десять я сдал в середине семестра, вторые десять в конце семестра в обмен на зачёт. На том с физкультурой было покончено надолго, а зря. Нужная это вещь! Годы последних курсов и первых шагов на инженерном поприще основательно подточили здоровье. Так что я, уже, будучи взрослым дядькой, добровольно, за деньги, отправился на секции карате и ушу, основательно поправил своё пошатнувшееся драгоценное. И сейчас, чувствую, без возобновления занятий можно досрочно «сыграть в ящик».
Физкультура вещь, несомненно, полезная, актуальность этого предмета не иссякнет при любых общественно-политических формациях. Учебное заведение без физкультуры, это блюдо без соли, всё прекрасно приготовлено, но чего-то не хватает. Ну, должен кто-то встряхивать студенческие тела, засидевшиеся в лекционных аудиториях и лабораториях, спасая от сутулостей, гиподинамии, злоупотребления сигарет, пива и того, что покрепче. А кто-то должен отстоять честь института в межвузовских спортивных баталиях. Польза физкультуры очевидна и несомненна, но если физкультура служит делу укрепления здоровья студенческой братии, а не удовлетворению амбиций недалёких, с интеллектом курицы, индивидов, которых гримаса судьбы поставила наставлять студентов. Однако такое смогло случиться в стенах нашего мудрого ТРТИ.
Физкультуру в вузе преподавали два года. Сначала, в первом семестре, занятия проходили, как в школе. В моей группе вёл пары прекрасный препод по имени Рубен, отчество и фамилию моя память не сохранила. Был он небольшого роста, такой живчик-брюнет. Советы его были толковыми и реально полезными, что показывало высокий профессионализм.
Но во втором семестре весь наш курс разделили на четыре части, каждая со своей специализацией, а именно: секция волейбола, секция баскетбола, секция вольной борьбы и спецгруппа. Род занятий секций понятен из названия, а спецгруппа была сформирована для студентов, здоровье которых хромало, по мнению физкультурного диспансера, где мы все пошли предварительную проверку. Я опоздал на первое занятие, возвращаясь с зимних каникул, когда происходил делёж на секции. Я узнал, что Рубен возглавил секцию волейбола, и что все неприсутствующие были записаны по остаточному принципу на секцию вольной борьбы. Перед следующим занятием подошёл к Рубену и попросился в его группу, на что Рубен ответил, что у него полный комплект студентов, но разрешил попробовать мои способности, мол, если понравишься, возьму. Но, не понравился, действительно, слабоват я был в волейболе, да разве только в нём. Не прошло и полпары, как подошёл Рубен: «Волейбол, это не твоё, пошли…» и отводит меня в рядом расположенный борцовский зал.
Если бы я мог предположить, что будет там, то непременно просил бы Рубена не спешить с решением, дать мне шанс поработать и подтянуться….. Если бы.… Но я законопослушно пошёл за Рубеном.
Рубен подвёл меня к двум преподам, один постарше, имени не помню, фамилия Макаренко, другой, помладше, Николай Рощенко. Оба смотрели на меня с откровенной неприязнью: «Что? Хотел сбежать? Ну-ну…. Становись в строй.» Я только пожал плечами. Как выяснилось, эти двое впервые взялись преподавать борьбу. Рощенко по специализации был вообще лёгкоатлет. Я понял, что отношения с ними будут нелёгкими, да ещё на фоне моих и так не блестящих способностей. В секцию борьбы записались по доброй воле преимущественно, те ребята, которые занимались ею в школьные годы, некоторые имели разряды. Шурик Спиридонов, Лёня Мороз, Юра Найдич.… Остальные попали по остаточному принципу, как я.
Борцовский спортзал находился в западном крыле корпуса А, на первом этаже. Пол покрыт сплошным ковром, вентиляция отвратительная, сразу с началом занятия становилось душно, пот катился градом. Запах стоял, будь здоров, хоть топор вешай. Благо, что в раздевалке имелся душ, без которого продолжать учебный день было бы просто немыслимо.
Бестактность и грубость преподов сразу ощутили все. Ладно бы я, так ведь и те, кто имел определённые успехи в этом виде спорта в былые времена. Только Шурика Спиридонова как-то это не касалось. Постепенно дело подходило к сессии. Где-то за месяц до зачётной недели начались бои, «схватки», как именовал их Рощенко, на что Шурик втихаря возражал, что схватки бывают только у беременных баб. Для получения зачёта в десяти боях одержать не менее шести побед, у кого не получилось, тот должен был «сражаться» до тех пор, пока не наберёт все шесть. Рощенко не упустил случая нагадить, когда распределяли нас по весовым категориям. Я не помню точного значения, но мой вес попадал на границу между двумя категориями, и Рощенко из вредности поставил меня в категорию более тяжёлых, при этом более высоких ребят. «Сражаться» с таким «противником», естественно, сложнее и труднее, причём зависимость далеко не линейная, как минимум квадратичная. Моими спаринг-партнёрами стали такие «монстры», как Лёня Мороз, Витёк Залётин. Естественно, поражения шли за поражениями, шесть подряд. На какой-то момент Рощенко взбрело перевести меня в более «лёгкую» категорию. Последовали две победы, в ответ он «задвигает» меня обратно, к более тяжёлым и высоким ребятам. И опять два поражения. Шурик одерживал только одни победы. Гарик Каракеян, его спарринг-партнёр описывал бой со Спиридоновым примерно так: «Это квадратный человек! Как ни кинь его, он остаётся на ногах». Действительно, хоть Шурик значительно легче меня, я пробовал бороться с ним ради интереса (не моя весовая категория). Быстрый, жёсткий. Его невозможно было поймать на приём. Я уже сдал все зачёты, даже свой «любимый» английский, а зачёт по физкультуре оставался где-то там, на горизонте. Гарику Каракеяну в схватке сломали ребро, и для него всё кончилось зачётом. Было нескучно, большим «стадом» из доброй половины обоих подгрупп секции нашего факультета, и такой же толпой ФМЭЭТян мы ходили каждое утро в борцовский зал завоёвывать зачёт. Кто-то удачно пошутил: «ТРТИ – это институт физкультуры с военно-морским уклоном». Штука попахивала горькой правдой. Но потом, вдруг, всем были выставлены зачёты, как «здрасте» среди ночи. И мы расстались с борьбой до октября.
Второй курс, Макаренко и Рощенко, в своём репертуаре. Какой-то момент меня взяли сомнения, может, я в чём-то неправ, стал похаживать на занятия дополнительно с другой подгруппой и ФМЭЭТянами. Но, пытаясь сдать трёхкилометровый кросс, заработал только жестокий бронхит с простудой носа и горла, пропустил кучу занятий, и на всех фронтах начались проблемы, особенно во взаимоотношениях с кафедрой Иняза.
Но, эти двое достали не только меня. Тимоша Губин принёс известие, что шестеро ФМЭЭТян посетили физкультурный диспансер, и , сказавшись больными, добились перевода в спецгруппу. На следующий день Тима Губин, Саша Ластовенко, я и ещё двое наших ребят отправляемся в диспансер. Но на кафедре физкультуры уже раскусили манёвр и позвонили врачам, что если будут ещё такие «ходаки», всех отшивать. Между главврачом и нами разгорелась нешуточная перепалка, особенно далеко вышел из себя темпераментный Тимоша. Однако наши доводы и экзальтация Тимоши разбились о глухую стену непонимания, пришлось ретироваться, не солоно хлебавши. Дошли слухи, Макаренко с Рощенко врут и мечут, обещают всем, кто ходил в диспансер, большую дулю вместо зачёта. И я «забил» ходить на физкультуру вообще.
Надо было что-то предпринимать, пока прямой угрозы не было, но она потенциально назревала. Пришла пора «зажечь одесский огонёк», найти какое-то неожиданное, хитрое решение. Фраза эта пришла из фольклорного колорита портовых городов Причерноморья, которым я любил баловаться, а у Шурки Спиридонова он вызывал глухое раздражение. В такие минуты Шурка становился похож на рассерженного Федосова, преподавателя с кафедры ТОР, это забавляло. Сам он, дитя Востока, в прошлом житель знойного Узбекистана, «показывал» нам персонажи типа Равшана и Джамшута, но приморского юмора не воспринимал.
Сформировавшееся еще при российских императорах, население портовых городов имело многонациональные корни: русские, украинцы, евреи, греки, итальянцы, татары, даже турки. Все они создавали колорит, присущий только своему городу, хотя и имелось много общего. Ну вот, сравните названия таганрогских улиц: Петровская, Добролюбовский, Некрасовский ( не Перта, Добролюбова и Некрасова ) и, соответственно, всем известные Дерибасовская, Мясоедовская и Ришельевская в Одессе. Именно Лермонтовский переулок, а не переулок Лермонтова, есть и в Таганроге и в Одессе. В моей Керчи, в прошлом, процветал также неподражаемый сленг – «риба», «бички», «помадори», многофункциональное междометие «Тю!», выражающее удивление, раздражение, презрение, досаду и другое, в зависимости от обстоятельств. Вот сценка из жизни соседей моих родителей в довоенной Керчи. «Тихая» еврейская семья.
- Бенчик! Ты где? Это не дитё, это кошмар! Иди кушать жареные бички.
- Мама, не делайте нерви, я давно уже здесь! Таки, где же ваши бички?
- Тю! В шкафу, на вешалке!
Старший брат, Гедалька, сидит рядом. Увлечённо уткнувшись в книжку, ест. Не глядя, на ощупь ищет кусочек хлеба. В это время Бенчик подсовывает ему под руку замызганную мочалку, которой мама, тётя Фаня, моет посуду. Так же, не глядя, Гедалька мочалку надкусывает, а Бенчик с воплями восторга выскакивает во двор. Со временем Гедалька переехал в Москву, говорят талантливый учёный, Бенчик погиб на фронте, а тётю Фаню расстреляли фашисты в Багеровском рву под Керчью. Колорит городов постепенно нивелировался, растворяясь в общей культуре страны. Кино и радио, а позже телевидение приучили население городов и весей к литературной речи. Однако в Одессе-маме до сих пор не всё потеряно. Уже, будучи авиационным инженером, я частенько бывал в командировках в этой некогда Южной Пальмире. Однажды зашёл перекусить в пельменную на улице Советской Армии. Ко мне за столик подсели две одесситки, лет за 40, и, не обращая на меня никакого внимания, начинают перемывать кости знакомым и соседям. Это было что-то с чем-то. На таком сленге, такие эпитеты и метафоры! Клара Новикова отдыхает! Я давился смехом и пельменями, уткнувшись носом в тарелку, сдерживая себя на каком-то последнем волоске, чтобы не заржать на всё кафе.
Но, а пока нерешённая проблема висела дамокловым мечом. Решение пришло неожиданно. Как всегда, подсказал наимудрейший Вова Чалый. Обсуждая неудачный поход в диспансер, он озвучил такой тезис:
- Уже давно замечено, врачи всегда будут тебе перечить. Вот ты говоришь, я болен, не могу что-то выполнять. Они же тебя заставят это выполнять, упрекая в симулянстве. И наоборот, ты говоришь, что готов ко всему, а они тебе запрещают, по здоровью не годен.
Этот тезис я взял за основу. Чтобы меня не узнали в диспансере, я максимально возможно меняю внешность. Благо простуда бушует вовсю. И я иду к ЛОРу в физкультурный диспансер. ЛОРом оказался приятный интеллигентный старичок. Я ему поясняю проблему:
- Тренер меня выгоняет с секции борьбы. Причина – постоянная простуда. Вот мне надо бежать кросс, а он не допускает, говорит, чтобы без справки из диспансера и не подходил.
- Да, уж, молодой человек. Ну, какой может быть кросс на морозе, когда у вас такое воспаление, такое нагноение! И вы хотите, чтобы я вам дал справку! Я сейчас приведу главврача.
Это та, с которой мы ругались. Хоть бы не узнала! И она, таки, меня не узнала. Подошла, взяла зеркало и смотрит в мою глотку.
- Вот он хочет заниматься борьбой, хочет бежать кросс на морозе, справку требует.
- Борьбой заниматься? Да посмотрите, что у него там делается! Никакой борьбы, никакой справки. Пишите ему справку в спецгруппу!
Я чуть не подавился соплями от радости, что было воспринято, как рецидив кашля.
- Никакой борьбы! Никакой борьбы! - грозно гремела главврач.
Наша медсестра, из институтского медпункта, оформляя бумаги, потихоньку спросила:
- Как тебе удалось?
- Да как-то так………
Дедушка мне выписал толковые лекарства, я ещё и подлечился. Получив необходимое предписание, я отправляюсь в институт.
На кафедру физкультуры я входил триумфатором, как Бонапарт в покорённые столицы Европы. Переговорив с завкафедрой, получаю направление в спецгруппу, спешу оповестить об этом Рощенко. Видели бы вы его кислую рожу! Такая возможность нагадить бесправному студенту сорвалась! Но делать нечего, все бумажки подписаны. За внешним надменным спокойствием всё моё нутро ликовало. Yessss!!!!! Fuck! Fuck! Fuck! – так сейчас принято выражать крайние эмоции над поверженным противником, сопровождая красноречивыми жестами. Тогда форма выражения было другая, но смысл тот же.
Домой, в 101 комнату общаги, я вкатывался с танцем «Семь сорок». Шурка прокомментировал:
- О, этот одесский еврей, Колька, опять кого-то надул!
- Таки, да!
И он был, как никогда, прав. Я поведал историю во всех подробностях.
На следующее занятие уже отправляюсь в спецгруппу. Преподаватель – нормальный дядька, жаль, не помню его имени. Надо мной тут же взял шефство Саша Долинский. Занятия проводились в большом спортзале корпуса Д. На занятиях делаешь всё, что твоей душе угодно. Хочешь, играешь в волейбол, хочешь, в баскетбол, хочешь, в бадминтон, хоть в шахматы. Если есть желание, то можно подкачаться на тренажёре. А, если особого желания нет ни на что, можешь поспать на матах за загородкой. И всё это в дружеской тёплой обстановке, да ещё в обществе весёлого, чуть с хитринкой, Саши Долинского. Красота!
К концу семестра препод велел принести мне справку о количестве посещённых занятий на секции борьбы. Пришлось опять встречаться с Рощенко. Представляете, оказалось, что этот гад низкий вообще не отмечал мои посещения в журнале! Согласен, в последние перед уходом дни я не посещал борцовский спортзал, но в начале семестра ходил даже внеурочно! А в журнале пусто! Представляете, что могло быть в конце семестра, если бы начались разбирательства с участием деканата, документально я посетил одно занятие. Так я и ушёл. Мой новый препод вполне справедливо заметил, что зачёты надо зарабатывать, но что теперь докажешь. У Саши Долинского тоже были какие-то грешки, и нам было велено с утра прийти в рабочей одежде для отработки на хоздворе. Мы явились на кафедру физкультуры получить задание. Препод спрашивает:
-Кто из вас рисовать умеет?
- Я могу, - отвечаю.
- Пять плакатов нарисуешь?
- Легко!
Нарисованные плакаты ему очень понравились, это были подготовленные таблицы соревнований по волейболу, куда только нужно занести результаты. Как-то особо подчёркнуто состоялся обмен плакатов на зачёт.
Ну а что происходило в секции борьбы уже без меня. Макаренко и Рощенко так достали студентов, что несколько наиболее спортсменистых ребят, с хорошей успеваемость по остальным наукам, отправились в деканат писать заявление об отчислении, мол, не можем сдать зачёт по физкультуре. Естественно, тут же деканат поднял вопрос, что за хрень происходит на кафедре физкультуры, Макаренко и Рощенко получили клизму, жаль, что небольшую.
Как всегда, по возвращению с зимних каникул я опоздал, всего на один день, но физкультуру пропустил. На следующем занятии препод, хитро улыбаясь, спросил:
- Что, опять не посещаем? Опять плакаты рисовать будем?
- Ну, раз так, может мне уже сразу точить карандаши и размешивать краски?
- Подойди ко мне позже!
И мы договорились. Я рисую двадцать плакатов, и на занятия не хожу. Первые десять я сдал в середине семестра, вторые десять в конце семестра в обмен на зачёт. На том с физкультурой было покончено надолго, а зря. Нужная это вещь! Годы последних курсов и первых шагов на инженерном поприще основательно подточили здоровье. Так что я, уже, будучи взрослым дядькой, добровольно, за деньги, отправился на секции карате и ушу, основательно поправил своё пошатнувшееся драгоценное. И сейчас, чувствую, без возобновления занятий можно досрочно «сыграть в ящик».
Комментариев нет:
Отправить комментарий