Общага.

Прошло три десятка лет, как мы покинули альма-матер, только всё чаще тянет в город студенчества, всё непреодолимее желание пройти теми улицами, коридорами учебных корпусов, увидеться с постаревшими преподавателями. И хочется прикоснуться к колонне у входа в корпус Г, как крылу улетевшей юности, и заново ощутить запах дурманящего воздуха Вечной Весны. Какое же было замечательное время! И я считаю, что колорит студенческой жизни ярче проявился для тех, кому посчастливилось жить в общежитии, причём в компании с теми, кто стали тогда и остались до конца жизни твоими друзьями.  К которым ты приезжаешь в гости, пусть даже редко. И вы засиживаетесь с рюмкой терпкого коньяка и гитарой далеко за полночь. И друг твой всё тот же, и, как будто, не было той пропасти времени, отделяющей вас от счастливых дней, когда вся  жизнь была ещё впереди. Те же жесты, те же интонации в голосе. Перебирая струны, вы вспоминаете старые песни тех времён, в которые, увы, нет возврата. И время остановилось, и, хотя вокруг всё не так, как в старину, дух общаги воцарился за вашим столом……..

Первое общежитие радиотехнического факультета стоит на Октябрьской площади, под номером пять фасадом на Азовскую улицу. Одно крыло здания обращено к площади, второе, противоположное, к музыкальному училищу. Оно дом для многих моих однокурсников почти на весь срок пребывания в вузе. Мне довелось стать одним из жильцов «Копейки». Место в общежитии в моё время предоставлялось студентам иногороднего происхождения, но не всем. Претенденты должны были предоставить в деканат справки о доходах семьи, на основании которых деканат решал вопрос очерёдности вселения. Успеваемость студента тут в расчёт не бралась. Принимались во внимание разные заслуги, например, участие в оперотряде, в работе студсовета. Жильцу деканат выдавал ордер на вселение, с правом проживания до конца текущего учебного года, который начинался, как положено, первого сентября. В следующем учебном году процедура повторялась.

Здание общежития четырёхэтажное. Входишь в двери через тамбур и попадаешь в  двухуровневый вестибюль. На первом, нижнем, уровне, возле входного тамбура, место для дежурного вахтёра. Вход во все общежития ТРТИ по пропускам. На пропуске каждого общежития красуется большая цифра, соответствующая номеру общаги. На нашем - красная единица. Гости имеют право посетить жильцов, оставляя на проходной какой-либо документ – студенческий билет, зачётку, паспорт. Вход в общежитие ограничен 23.00 часами. В это время вахтёрша запирает двери и опоздавшим подзагулявшим студентам приходилось на выбор – либо будить ворчащую вахтёршу, либо влезать через окна первого этажа комнат друзей, к не меньшему их неудовольствию. Был ещё путь через балкон второго этажа.

Вестибюль первой общаги это ещё и биржа труда для шабашников. Работодатели звонят на телефон дежурной вахтёрши с предложениями о работе для алчущих дополнительных заработков студентов. Второй уровень вестибюля более высокий, с переходом в несколько ступенек. Там висит почтовый ящик, куда складывают приходящие студентам письма, сортируя их в алфавитном порядке по фамилиям адресатов. Ящик изобилует корреспонденцией. Мимоходом все жильцы заглядывают в него в надежде отыскать там послания от родных и друзей. И ящик радует нас лежащими в нём эпистолярными весточками. Направо – кабинет коменданта общежития.  Комендант – главное действующее лицо в общаге. В правом крыле этажа находятся кладовая с постельными принадлежностями и стеллажами с нашим барахлом, сданным на хранение (обычно на время каникул). Царит здесь кастелянша Марианна

Романовна. Она выдаёт нам все постельные принадлежности,  периодически меняя бельё, обычно, в банный день. Тут же рядом и душевая, работающая  по понедельникам и четвергам. Время посещения для девушек и парней разграничено 15.00 часами.

Налево от вестибюля – коридор. Справа по ходу коридора вход в буфет и жилые комнаты. Слева  - только жилые комнаты. Коридор в конце поворачивает в левое крыло здания.

Прямо   через верхнюю площадку вестибюля вход на лестницу, ведущую на верхние этажи.  Аналогичная лестница есть и с другой стороны здания, по симметрии. Планировка такова – коридор  с поворотами на 90 градусов в правое и левое крыло. Вдоль коридора двери, ведущие в жилые комнаты. Комнаты, преимущественно, на четыре жильца. Есть небольшое количество комнат на две и три персоны. На каждом этаже одна кухня с двумя газовыми плитами, бойлером и разделочным столом, обитым нержавейкой. В конце каждого крыла туалеты и умывальные комнаты. Тут же двери на балкончики, которых было, соответственно, по два на каждом этаже. Пол в коридоре и комнатах паркетный, что доставляло хлопоты по уходу за ним. На втором этаже располагался красный уголок, комната с рядами кресел, как в кинотеатре. Основное назначение – просмотр стоящего там телевизора. В нём могли проводиться немноголюдные собрания.  В середине коридора комната студсовета, окнами выходящая во двор общежитий. На третьем этаже, как раз над красным уголком, учебная комната, в которой обитатели уединялись от общежитейской суеты. Здесь проводили время нуждающиеся в спокойной обстановке, чтобы подготовить трудные задания, исключая назойливое воздействие соседей по комнате, мешающее полноценному учебному процессу. В «учебке» рабочая обстановка и тишина поддерживалась высоким самосознанием присутствующих, в редких случаях всеобщим одёргиванием и выдворением нарушителей спокойствия за двери, в коридор.

-Мне, что, в «учебку» спать отправляться?! – иногда я урезонивал расшумевшихся своих корефанов, мешающих моему отдохновению.

Ещё на четвёртом этаже имелась фотолаборатория, длительное время которой заведовал Юра Кузнецов, передавший затем бразды Юре Скрипнику. Их фотографии частенько печатали в институтской газете «Радиосигнал». Нумерация комнат в то время была сквозная, с №1  на первом этаже. Завершался ряд, если не изменяет память, номером 124 на четвёртом этаже в крыле, что со стороны Октябрьской площади.

Правила поведения требовали от жильцов соблюдения абсолютной трезвости, я бы сказал, сухого закона, который, естественно, жильцы «мочили» без зазрения совести, но так, чтобы не пронюхал студсовет и администрация института. Если первый в большинстве случаев вздувал провинившихся своими силами, назначив ряд внеплановых дежурств по общежитию, то последняя выдворяла «алкашей» из общаги безоговорочно, зачастую без права вселения на следующий год. (Сам сподобился!) Также строго-настрого запрещались драки, любые выяснения отношений с применением силы. За такую провинность можно было «вылететь» не только из общаги, но и из числа студентов вообще. Курить разрешалось только в специально отведённых местах, у дверей балкончиков.  Также не приветствовалось  шумное поведение, «хождение на ушах» в особо крупных размерах. Тут порядок регулировался самими жильцами. Не в меру расшалившихся весельчаков соседи, как правило, старшекурсники, мягко, но в то же время чрезвычайно убедительно, просили ограничиться рамками общепринятого поведения.  Старшекурсникам не откажешь….. Случалось, мы с Тимошей Губиным увлекались дружеской потасовкой, начав её на верхней кровати, поставленной «вторым этажом» над нижней, затем,  провалившись между кроватями и стеной, переносили «боевые действия» под нижнюю кровать. В это время в дверях появлялся Серёжа Хоружий   и, укоризненно глядя, произносил:

- Ну, мужики! Вы тут не охренели, часом? Потолок провалите!

Одной фразы хватало, чтобы угомонить наши с Тимошей «прения». Нужно отметить, что старшие для младших – авторитет, но с другой стороны ничего и близко похожее на армейскую дедовщину не происходило. Особенно первокурсник понимал, у старшего за плечами большой опыт учёбы, экзаменов, стройотрядов, практики, да и вообще студенческой жизни. За это старшекурсник был уважаем, но без «фанатизма».

Центровое лицо в общежитии комендант, от него всё происходящее в общаге зависит, с него и спрос за всё. Долгое время комендантом Копейки был старый добрый Фёдор Ильич. Его сменил Гена Жугин из числа студентов, до своего выпуска в 1981 году. Коменданту помогает студсовет, который возглавляет председатель. Это выборный орган, попадают в его число, конечно, с подачи администрации, но выбирают окончательно на собрании общежития в октябре. В первые годы моего студенчества «демократии» было  значительно больше, и жильцы основательно влияли на состав студсовета. В то время он состоял из уважаемых ребят, которых мы считали «правильными». Долгое время председателем был Володя Добросердов, вплоть до выпуска из института. Также в состав студсовета традиционно избирался всеми любимый Серёга Стоян (он же Доцент). Студсовет следил за всеми аспектами жизни общаги, принимал важные решения, и меня, по началу, удивляла действенная правомочность этого «всеобщажного» органа самоуправления. Вот она, советская демократия, в живой реализации! Студсовет периодически заседал, решая хозяйственные, организационные и всякоразные вопросы. Специально выделялись так называемые «ответственные дежурные», ведущие и организующие порядок дежурств обитателей общаги. Время от времени устраивались осмотры жилых комнат на предмет порядка и чистоты. В студсовет вызывали и «песочили» провинившихся жильцов, наказывая внеочередными дежурствами. Деканат прислушивался к мнению студсовета, кого из студентов поощрить внеочередным вселением на следующий год, а кому и отказать во вселении. Но с приходом в деканат Петрова Бориса Михайловича «демократия» сильно пострадала. Новый декан частенько игнорировал студсоветские постановления, навязывая свои решения вопросов. Со временем и основное правило, право честных выборов на общем собрании жильцов было узурпировано и выхолощено, и в последние мои времена пребывания в общаге в студсовет попадали лица, мягко говоря, не очень любимые в народной среде, зато очень угодные деканату.

Общественный долг жильца заключался в несении дежурств, коих было две разновидности. Дежурство по этажу – это подметание и натирка мастикой паркета в коридоре при помощи полотёра. Исполнялась повинность жильцами дежурной комнаты в их свободное время. Второй вид – дежурство по общежитию, выпадало редко, где-то раз в семестр. Дежурные, как правило, двое, официально освобождались от занятий и поступали в распоряжение коменданта и студсовета.  Обычно выполняли хозяйственные работы по общаге. Иногда, когда не хватало вахтёров, назначались дежурства на проходной, «не пущать» посторонних без документов.

Чтобы вселиться в общежитие, студент получал в деканате ордер, заплатив 23 рубля за весь год проживания. Затем отправлялся на инструктаж в горгаз, где его каждый год сто первый раз обучали правилам пользования газовой плитой. Кроме того студент должен был пройти санобработку, которая заключалась в штампике, который на ордер ставила баня за 20 копеек. Вероятно, без этого штампика студент мог занести в общагу вшей, клопов и прочую нечисть. Далее он должен был всё это предъявить коменданту или помощникам из студсовета, и его оформляли на жительство, выдав пропуск с цветным номером общаги и фото 3х4 в левом верхнем углу.

Потом он поступал в распоряжение кастелянши, которая выдавала постельные принадлежности, а также на комнату графин для воды и чайник. Обычно на чайнике красовался номер комнаты, как на борту боевого корабля, танка или самолёта. Остальная посуда и кухонная утварь приобреталась студентами частным порядком. Большей частью стаканы, ложки и вилки перекочёвывали из 29 студенческой столовой. Было также изрядное количество пивных бокалов, трофеев с «Оклахомы» и «Трамвайчика», жаль, что они часто лопались от горячего чая. У нас имелся даже резной, почти хрустальный, графинчик, похищенный достославным Сан Фёдоровичем, участником СТЭМа, из ресторана «Волна». Когда я жил с ребятами на первом курсе в 101комнате, что на четвёртом этаже, нам от выпускников по наследству досталась чугунная сковородка гигантских размеров, порядка 60 сантиметров в диаметре. Устанавливалось это чудо на две комфорки плиты одновременно, при этом мешая соседним комфоркам. Соседи, наблюдающие кулинарный процесс на этой сковороде, приходили в умиление, буйно фантазируя на предмет наших аппетитов. Предполагалось, что среди нас основной «проглот» это рослый и упитанный, бывший моряк-пограничник, Вовочка Чалый. Соседи даже не догадывались, как жестоко ошибались. Аппетитом Циклопа обладал даже не округлый я, не длинный и тощий Серёга Шерстюченко, а маленький и шустрый Шурик Спиридонов, вечно голодный, способный легко «умести» содержимое гигантской сковородки водиночку. Однажды был случай. Я опаздывал с приготовлением жареной картошки. Голодные корефаны сидели, считали лабу и недовольно ворчали, что я так затянул процесс. Танюша Панько тоже принимала участие в расчетах и тоже поддакивала, проявляя вожделение к предстоящему пиршеству. И, когда почти всё было готово, чай и солёные огурцы уже нас ждали на столе, я захожу с дымящейся суперсковородкой в руках. Вдруг она вырывается из рук, и, перевернувшись по закону бутерброда, шлёпается на пол картошкой вниз. Немая сцена. Сколько разочарования, напрасных слюней в голодных глазах присутствующих! Серёга издал трагический стон, Вовочка и Шурик смотрят на меня, что красноармейцы на Гитлера. Положение спасла Танюша.

-Да, ничего! Собирай всё назад, в сковородку. Щас всё заново пережарим.

Так, что же вы думаете? Я был с позором отстранён от процесса, процесс возглавил Шурик. И пока я сидел в углу своей койки и переживал трагедию, Танюшка с Шуриком  собрали основную массу картошки, оставив только тонкий, прилегающий к полу, слой. Добавили  ещё маргарина и пережарили вторично. Картошка получилась на славу,  и мы с превеликим удовольствием её сожрали.

- Это ещё что! – резюмировала Танюша.  - Вот, мы как-то суп перевернули. Ну не пропадать же добру……

Мы еду готовили по очереди, заступая на дежурство по кухне раз в четыре дня. В соответствии с постановлением жильцов нашей , 101, комнаты, был создан фонд общественного питания. Каждый сдавал по 20 рублей в месяц, итого 80 рублей. Фонд мог пополняться в случае истощения его средств. Если же средства тратились не до нуля, остаток переходил на следующий месяц. Дежурный по кухне после занятий отправлялся на рынок и в продуктовые магазины на закупку харчей. Сам придумывал меню на текущий день и его реализовывал. Конечно, требовалось определённое умение готовить еду. Я осваивал азы кулинарии под руководством Шурика Спиридонова. Недостаток некоторых продуктов восполняли заменителями. Вместо мяса традиционно применялась варёная колбаса, которую без особого труда можно было приобрести в буфете на первом этаже. В состав нашего меню входили такие блюда: естественно, жареная картошка, овощные салаты,  борщ из зажарки на колбасе, причём Шуриком иногда применялась кровяная колбаса. В соответствии с жёстким стандартом, концентрация овощей в борще должна быть такой, чтобы воткнутая ложка устойчиво «стояла» в центре кастрюли. Иначе блюдо считалось недостаточно калорийным и питательным. На той же основе супы, непременно с макаронами, ибо Шурик не уважал любую крупу  в супах. Очень популярны были отварные макароны, зажаренные с луком и колбасой. Шурик привнёс своим авторством также суп из замороженных пельменей и плов по-восточному из колбасы, весьма вкусные изделия из доступных нам ингредиентов. Иногда вместо колбасы на стол попадала курица, но это обычно после возвращения кого-либо из нас из дому. Надо ли говорить, что всё привозимое из дому и присылаемое родителями вливалось в «общий котёл», включая кофе, ром или вино. Также в пищу широко применялись консервированные овощи и овощные консервы типа кабачковой икры и болгарского перца произведённые, преимущественно, на Семикаракорском или Волгодонском консервных заводах.

Рыба из соседних магазинов в солёном, копчёном, жареном видах и в виде пресервов и консервов зачастую украшала наш стол. Так же мог быть приготовлен на сковороде с зеленью и луком сазан, судак или толстолобик, «пойманные» на рынке. Особым почётом и ритуальностью в общаге обставлялся процесс пивопития, который до «петровских репрессий» (от слова Перов Б.М., не путать с Петром Великим, основателем Тагана!), являлся легальным и пьянкой не считался. Я больше скажу, в те времена бутылочное пиво запросто продавалось в буфете общаги, наряду с шампанским. Как правило, действо приурочивалось к появлению в комнате вяленой рыбы домашнего приготовления. Аппетитные таранки, сазанчики, судачки, кефальки, а, порою, и осетринка не могли быть съедены просто так банально. В ближайшие «Трамвайчик» или «Оклахому» отправлялся «гонец» с несколькими трёхлитровыми стеклянными баллонами из-под, недавно «уничтоженных», маринованных огурцов и помидоров. Стол поверх клеёнки застилался газетами, и на них вываливалась рыба, ставились гранёные стаканы, которые немедленно наполнялись янтарным питиём. Пиршество могло быть дополнено традиционно жареными картошкой или макаронами. Для таких ребят, как Шурик Спиридонов, хлеб также обязателен в пивном застолье, желательно добавить также чего-нибудь овощного. Порою напитка не хватало, и тогда  снова «гонец» брал курс на «Трамвайчик» и «Оклахому». И застолье во славу «жидкого хлеба» под интересные темы тянется весь вечер. Вот тут и под гитару спеть самое время.

- «Если любовь не сбудется, ты поступай, как хочется…..», - солирует Шурик, а мы все ему помогаем. Я с помощь второй гитары, не всегда попадая в тон и такт, кто подстукивает, изображая ударник, Серёга подпевает, у него неплохо получается. Но всё когда-то кончается, мы собираем рыбные объедки, наводим порядок и укладываемся спать. Уже лёжа, продолжаем потихоньку беседу, как поётся, «за мужицкие дела и девчоночьи тела».

Характерной чертой нашего общежития было наличие в комнатах у многих высококачественной звуковоспроизводящей аппаратуры. Оно и понятно, мы – радиотехники. Аппаратура зачастую приобреталась некондиционная, в дальнейшем она подвергалась ремонту и модернизации. Сплошь и рядом усилители и магнитофоны-приставки синтезировались из похищенных на практике и купленных в тех же магазинах некондиции компонентов. Причём качества звучания добивались по высшему разряду. Сами изготовляли акустические системы (колонки) по известным чертежам и схемам из журналов. Разбогатев после стройотрядов, приобретали и лучшие образцы советской аппаратуры. Славилась акустическая система С-90, изготовляемая на Рижском радиозаводе, куда наших студентов отправляли на практику. Поскольку из четырёх жильцов кто-нибудь, как минимум один, «болел» радиотворчеством, то в каждой комнате стоял хоть какой-то аппарат. Уезжая на лето, обычно всё добро сдавали Марианне Романовне на хранение.

Нужно отметить, что обладая такими  «богатствами» мы не сильно беспокоились о их сохранности на предмет хищений, поскольку воровства в общаге не было, во всяком случае по-крупному. Сколько я раз был свидетелем забытых в умывальнике наручных часов, которые сутками дожидались своих хозяев. В те времена часы были ценностью, размером, значительно превышающим стипендию. Слышал, что у ФАВТян в общаге кто-то похитил почти готовую курицу из кастрюли, оставив хозяевам бульон. Может, такое и было, но с нами подобного не случалось. Случалось, что остряки-соседи утром, когда спешка  к началу занятий, могли забрать кипящий чайник, а затем, снова набрав холодной воды, поставить его на огонь, вроде бы как безобидная кража кипятка, который так необходим к утреннему чаю, в связи с этим вспоминается бесцеремонный Толик Сорокотяга. А ещё эта вечная проблема с тараканами. Они возникали в самых неудобных местах, портя настроение и аппетит. Заваренный вечером чай лучше не оставлять на ночь, к утру там обычно плавала тройка-пятёрка представителей шестилапых. Шурик Спиридонов не слишком брезгливый, вылавливал их из заварника, и, как ни в чём не бывало, употреблял вчерашнюю заварку, уверяя окружающих, что никого не извлекал из заварного чайника. Честного ответа от него, были ли там тараканы, не дождёшься. В этот момент Шурка становился похож на Ричи Блэкмора на известных фотографиях, также  искоса глядя, с серьёзным видом отрицал содеянное. Поймав его однажды на  такой коварной лжи, я заваривал себе чай отдельно прямо в пивной кружке, пока она не лопнула.

Осмотры комнат устраивал не только студсовет.

В общагу могла нагрянуть и комиссия, состоящая из преподавателей, представителей  деканата, профкома и комитета комсомола. Помню случай. Был в нашей комнате шкафчик для книг с дверью со стеклом. Я специально для двери изготовил рисунок, скопировав с сумки Вовы Чалого. Рисунок двусторонний. Через стекло на вас, обернувшись, смотрела, изображённая в полный рост девушка с розой в руке. Открыв шкаф, вы могли рассмотреть этот же рисунок с обратной стороны, где стояла та же девушка, в той же позе, только вся одежда, что прежде была на ней, лежала у её ног. В общагу явилась комиссия. Во главе завкафедрой иностранных языков. С ней преподавательницы той же кафедры и два представителя с кафедры ТОР, молодые тогда Константин Филатов и Михаил Мардер. Причём два последних с явно скучающим видом плелись в хвосте делегации. Когда они вошли в комнату, преподавательницы с живым интересом стали осматривать наше жилище, задавать вопросы о житье-бытье. Филатова же заинтересовал радиотехнический справочник, что стоял в шкафчике для книг, и пока внимание преподавательниц было занято нами, он открывает шкафчик, его взгляд упирается в обнажённую девушку, и он тут же прыснув, захлопывает дверцу. Завкафедрой оборачивается.

- А тут у вас книги. А это, наверное, реклама джинсов? – показывает она на девушку, не сообразив, что это самодельный рисунок. Филатов прыскает ещё раз, чёртом глядя на Мардера. Оба еле сдерживаются от смеха.

Кто-то из старшекурсников рассказал подобную историю. Собрались как-то ребята выпить-закусить. А чтобы было всё по-тихому, дабы не пронюхал студсовет, водку налили в чайник. Сидят они, ведут пир-беседу, да надо же, нагрянула комиссия из деканата. Преподы зашли,  посмотрели, ну обедают ребята, да и пошли себе дальше. Но только одному из них захотелось попить. Он вернулся с порога комнаты, подошёл к столу, налил в стакан из чайника, да и залпом…. От неожиданности, говорят очевидцы, глаза вылезли из орбит. Препод крякнул: «Да, уж!» - и удалился, не предав огласке конфуз.

Работала в институтском комитете комсомола такая боевая и ретивая Наташа Сорочинская. Очень уж она зачастила с проверками в общежитие. Придёт, вызовет представителей студсовета и вперёд по комнатам. Врывается без стука-предупреждения, командует направо-налево. Вероятно, незамужняя жизнь немного стукнула Наташе в голову повышенной общественно-политической активностью. Ну, вобщем, она всех достала, и студсовет и обитателей общаги. Наши ребята решили её проучить. Когда в очередной раз разнёсся слух, что Наташа шарится по общежитию, ребята одной из комнат разделись донага и разлеглись в живописных позах на своих кроватях. По обыкновению ворвавшуюся в комнату Наташу хватил ступор. Говорят, она, молча, на первой космической скорости покинула Копейку, и Наташины «дерзкие» рейды по комнатам прекратились.

Как праздновали дни рождения и организовывали вечеринки – отдельная история.

«Волжское», «Волжское» - чудное вино,

Любит каждый тебя и всяк

Раб покорный твой, если у него

Рубль семь есть или трояк!

(Строки из сочинений СТЭМа РТФ)

А что вам подсказывает память, когда вы слышите: «Колхети», «Иверия», «Огнетушитель», «Гымза», «Коленвал», «Столичная», «Пшеничная». А как встречали Новый год! Да не забываются и просто, дружеские попойки, после которых голова отваливалась. Есть что вспомнить.

И снова гитара в твоих руках поёт о чудесных временах студенческой юности:

- «Я сюда ещё вернусь,

   Мне бы только выбрать день……»