В колхозе.

Итак, нам назначена отправка в колхоз, причём не без волокиты. В первый день ожидания отправки я познакомился с Альбертом Парфёновым и Лёшей Морозом. В колхоз мы отправились на следующий день, во второй половине нас погрузили в автобусы. Под вечер мы прибыли на хутор Жуков, что Семикаракорского района Ростовской области, и поселились в классах бывшей одноэтажной школы. Сам хутор имел две улицы, одна – окончание дороги, ответвление от автомобильной трассы и перпендикулярная ему улица, уже без асфальтового покрытия, на которой и располагалась школа. Через дорогу столовая для кормёжки работников с навесом, под которым стояли обеденные столы. Нас на ночь покормили, выдали постельные принадлежности.  Вместе с уже давно знакомыми по пятой общаге Тимошей Губиным, Витей Булычёвым, Игорем Куликом и Володей Пьяновым в классе разместилась куча народа: Лёня Мороз, Альберт Парфёнов, Сергей Резниченко, Сергей Прудников, Игорь Благодёр, Саша Герасименко, Серёжа Кузьменко, Саша Горбатко, Валера Гуськов, Саша Бернякович, Саша Горенко…. Все, естественно, быстро перезнакомились. В то время для каждого из нас ещё имело значение, кто, откуда прибыл в институт, и классная доска была украшена наименованиями городов и сёл, по которой можно было изучать  географический состав тогдашних абитуриентов ТРТИ. Массово тут был представлен Юго-восток Украины, Юг России и Северный Кавказ.

Утром после завтрака выехали на работу. Нас поставили перед полем по пояс заросшим бурьяном и сказали, что это помидорное поле. Наша задача найти в бурьяне помидоры и собрать. Норма – 8 ящиков. И мы с ящиками  в руках ринулись на поиски овоща.  Через час мои брюки были по колено испачканы растительной зеленью, а в ящике сиротливо перекатывались десятка два разнокалиберных помидоров. Вместо положенных 8, я еле насобирал чуть больше двух ящиков. У других дела были не на много лучше. Работа продолжалась четыре часа, после нас отвозили на обед в столовую, и мы оставались предназначенными сами себе остаток дня. Следующим утром мы опять на этом же уникальном поле, вероятно, опытно-экспериментальном. Только вот что за опыты и в чём эксперименты? Наверное, опыты заключались в том, как бездарно закопать колхозные деньги, и эксперимент над бригадой неуклюжих и непривычных к сельхозработам  несовершеннолетних студентов. Через полтора часа бесплодных скитаний по зарослям бурьяна я набрёл на замаскировавшихся в растительности своих коллег, которые предложили забить на трудовой процесс, присесть и  творчески отдохнуть. Я закурил и представился. Это были ребята, которых видел пока только со стороны. Толик Шелковой, напоминающий мне элегантного Арамиса из известного советского сериала,  Серёжа Зубков, как бы о нём теперь сказали, «натуральный блондин» с очень светлыми вьющимися волосами и белой кожей при ярко розовеющих щеках,   и  Володя Маслов, вальяжно расположившийся на ящиках. Я уселся по-турецки, решив разделить несанкционированный отдых. В следующий раз нас отвезли собирать лук, где и поле и процесс уборки соответствовали стандартным представлениям. В дальнейшем «экспериментальных» полей не случалось.

Недалеко за хутором протекала речка, какой-то из многочисленных притоков Дона. Ровная, как стол, степь, жёлтые выжженные солнцем травы и речка с  пологими берегами. Кое-где камыши. И всё это залито знойной желтизной по августовски жаркого  солнца. После обеда с удочками идём на речку рыбалить, купаться. Меня больше интересует речная рыбалка. Прожив до этого всю жизнь у моря, я только умел ловить бычков на закидушку, здесь же водились плотва, краснопёрки, карасики. Умения ловить рыбу не поплавковую удочку не было никакого, и я осваивал, известные многим с детства, приёмы.  Особенно запомнилась рыбалка с Серёгой Кузьменко. Не зря его назвали сходу «Серёгой-морячком» за то, что он всегда ходил в тельняшке, был родом из Бердянска, всегда такой неторопливо-обстоятельный, как  умудрённый жизнью боцман. Мы отправились на место, выбранное Серёгой, где речка делала поворот, а берега заросли камышом. Погода хмурилась. Но какой был клёв! Краснопёрок тягали одну за одной. А комары, наверное, остервенели. Они висели над нами тучей и безжалостно впивались во все открытые участки тела. С учётом надвигающегося  дождя и комаров нам пришлось сматывать удочки и в буквальном и в переносном смыслах. Когда вернулись на базу, наши лица и колени распухли от комариных укусов, но наш улов весомо добавил «общественный котёл», готовящейся к вялке рыбы. Потом подготовленную рыбу всеобщими усилиями мы подвесили сушиться на стене школы, но отведать так и не удалось, одной ночью её кто-то похитил.

Было на речке место и подвигу. Я даже не обратил внимания, что какой-то человек в воде орёт и плескается. Вернее, я посчитал, что он резвится, прикалывается, как это бывает на наших азово-черноморских пляжах. Тут подбегает Серёга Зубков, на ходу скидывая одежду:

- Ты чего стоишь?

- А, что?

- Так вон же, тонет… - он сунул мне в руки часы и кинулся в воду. Пока я расчухался со своей одеждой и его часами,  тонущий уже был подхвачен Серёгой и вытащен на берег. Утопающим оказался одним из наших, Борис Смирнов.

На складе овощей по неправдоподобно низким ценам  продавались арбузы. Мы их выедали ложками, зачастую только наиболее сладкую сердцевину. Из одного пустого арбуза я вырезал рожу, на подобие, что сейчас прозападники делают для празднования Хэллоуина. Подсветив изнутри, я предложил подсунуть её вечерком в окно комнаты, где жили девчонки. Решено – сделано. Но момент был выбран крайне неудачно, как потом выяснилось, основная масса девочек отправилась смотреть фильм в местный клуб. Стемнело, основные зрители притаились у порога школы, а я с подсвеченным пугалом подкрался к окну девчачьей комнаты и поднял его над головой, просовывая в открытое окно. Но вместо вожделенных визгов и женских воплей раздаётся грубое мужское ворчание голосом Юры Найдича.

- А я сейчас сниму сапог и запущу в эту светящуюся рожу!

Весь кайф  готовящейся каверзы был обломлен, надеюсь, на романтическое свидание Юры пугало не повлияло.

Однажды ребята из сосенней комнаты спёрли где-то противогаз, и Толик Шелковой, одев его на себя, среди ночи отправился стращать спящих в соседних комнатах. Я слегка простудился, и меня душил кашель. Я лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. Скрюченную фигуру Толика я заметил ещё у двери, фигура направилась в мою сторону, следом в дверях показались чьи-то головы. Когда Толик наклонился надо мной нос к носу, я заметил, что такой шикарный противогаз ему очень к лицу и неимоверно украшает. Толик поинтересовался, почему я не сплю, вышел и через несколько минут вернулся с аспирином и водой в эмалированной кружке.

По вечерам часто звучала гитара. Многие ребята у нас владели этим инструментом. Наиболее запомнились Саша Матвиеко, исполнявший много из «Воскресенья»  и «Машины Времени»,  Вася Бачкала, в репертуаре которого было самое разное, от советских старых песен до блатных частушек. Из девушек гитарой владела Таня Йошко.

Ещё в местном клубе иногда  случались танцы. Музыка проигрывалась на старой радиоле, нагруженной на жуткие динамики-хрупунцы с неимоверным нелинейным искажением. Но местной молодёжи, как теперь выражаются, потусоваться было просто негде. Туда начали подтягиваться и мы. Меня сии действа совершенно не вдохновляли и, глянув со стороны,  я на них забил. Но ребят, тех, кто постарше, тянуло, прежде всего, либидо,  желание поглазеть на местных девушек под  хрипатые динамики, где не сразу поймёшь, то ли клён шумит над речной волной, то ли звёздочка моя ясная пролетает по небу, то ли душа надрывается под крик - остановите музыку. А музыка останавливалась из-за поломок часто и густо к неудовольствию отдыхающей публики. Естественно, что чужой интерес к прекрасному полу чреват конфликтами, и конфликт состоялся. Сергей Штефанов (он же Штефан, Старшина), провожая с танцев малолетку, попытался её поцеловать, что она сочла неизгладимым оскорблением и нажаловалась многочисленным братьям. До Штефана дошли слухи об угрозах в его адрес, поэтому при очередном походе на танцы он вооружился полуметровым куском кабеля, заховав его за пазуху. Нападение братьев развивалось быстро и неожиданно. Отскочивший от удара Штефан выхватил свою импровизированную дубину. Наши ребята на мгновение растерялись. Это единственный случай, когда не сработал железный принцип студентов радика «все, как один» и «все за одного». Наверное, потому, что ещё и месяца мы не были студентами,  не впитали тот неповторимый дух единства и взаимовыручки. И тут выступает вперёд Саша Белокур. Саша ходил в  чёрной морской форме, оставшейся со службы во флоте, в полосатой  тельняшке. Некоторый босяцкий шик в ношении формы, отсутствие погон, пышные усы делали его похожим на хрестоматийного отчаянного матроса-анархиста из войск батьки Махно.

- Кто тут самый борзой? Кто на меня?

Теперь опешили местные ребята, а наши включились в оборону. Быстро появившиеся отцы «братьев» обиженной  потушили конфликт, после нескольких пояснительных слов была заключена мировая.

 Вскоре начались дожди, и мы всё чаще просиживали на базе. Дорогу между школой и столовой развезло так, что без резиновых сапог не перейдёшь. Из института пришла информация: кому выделено место в общежитии, кто в какую группу записан. Я оказался в Р-27, а также Альберт Парфёнов. Тимофей в Р-37, Серёга Кузьменко - в Р-17 вместе с Сашей Берняковичем,  Благодёр, Герасименко и Прудников – в Р-107, Леша Мороз, Володя Пьянов, Витя Булычёв – в Р-67,  Игорь Кулик – Р-57.

День отъезда в Таганрог  был ясным и солнечным, но уже по-осеннему прохладным. Мне уже изрядно надоела наша хуторская жизнь и я с нетерпением ждал отъезда.

В Таганрог мы приехали примерно в 5 вечера, нас на ночлег раскидали по пустым комнатам первого общежития. На ужин я, Тимоша и Витя Булычёв отправились в «тошниловку». В диетзале проходило какое-то торжество, играли музыканты. Тимоша посмеивался, наблюдая, как я намазываю биток толстым слоем горчицы, а я балдел от того, что мы снова в Таганроге и  плыл на волне музыки «Под крышами Парижа», доносившейся из диетзала. Завтра начинается настоящая студенческая жизнь. Всё ли будет благополучно? Смогу ли я пройти все трудности студенческого пути? Но это всё завтра. А сегодня просто хорошо….